Изначальная причина и внешние обстоятельства - почему люди страдают
Ничто в мире не происходит случайно. На все есть изначальная причина, и у всего есть определенные внешние обстоятельства.
С
духовной точки зрения, если вы хотите понять, почему люди страдают, вы
увидите два различных основания их страданиия: изначальную причину -
кармические долги, и внешние обстоятельства - условия проявления.
В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с нежелательными ситуациями, даже если не делаем ничего, чтобы их вызвать.
Без
изначальной причины ничто не произойдет, пусть даже внешние
обстоятельства будут способствовать этому. Земля может быть
плодородной, но без семян ничто не вырастет на ней. Но и семена не
прорастут без внешних обстоятельств - влаги, тепла и света.
Ринпоче Наванг Гехлек
Болеслав
Прус в своем романе "Фараон" описывает молитвы людей о своих проблемах.
Когда старый фараон смотрел в волшебный шар халдейского жреца Бероэса,
то увидел, как со всей Земли в небо взвивались серебряные птицы –
молитвы людей. Больной просил об исцелении, врач – чтобы он дольше
болел; солдаты двух стоящих друг против друга армий просили победы;
крестьяне просили о понижении налогов, чиновники – о повышении; и т. д.
Взаимно обратные птицы-молитвы сталкивались в воздухе, и ни одна из них
не дошла до Бога. Лишь одна молитва достигла ушей Амона: молился
ребенок, шестилетний мальчик. Он молился не о себе, а о здоровье
больного фараона, до которого, собственно, дела ему не было никакого и
потому молился он неэгоистично.
Какими же мы должны быть, чтобы молитва подействовала, и действует ли она, если молимся о себе?
Voltaire/Вольтер
Zagig. Histoire orientale/Задиг. Ориенатльная история
L'ERMITE/Отшельник
Дорогой
он встретил отшельника с почтенной седой бородой, доходившей тому до
пояса. Старец держал в руках книгу и внимательно ее читал.
Остановившись, Задиг отвесил ему глубокий поклон. Отшельник
приветствовал его с таким достоинством и кротостью, что Задига охватило
желание побеседовать с ним. Он спросил, какую книгу тот читает.
-
Это книга судеб, - сказал отшельник. - Не хотите ли почитать? Задиг
взял у него книгу, но, несмотря на то, что знал много языков, не смог
прочесть ни единого слова. Это лишь разожгло его любопытство.
- Мне кажется, вы чем-то очень опечалены, - сказал старик.
- Увы, я имею на то много причин, - ответил Задиг.
-
Если позволите вам сопутствовать, - продолжал тот, - вы, быть может, не
пожалеете об этом; мне удавалось иногда влить бальзам утешения в души
несчастных.
Задиг почувствовал глубокое уважение к облику, бороде и
книге отшельника. В его словах заключалась как будто высокая мудрость.
Отшельник говорил о судьбе, справедливости, нравственности, высшем
благе, человеческой слабости, добродетелях и пороках с таким живым и
трогательным красноречием, что Задиг ощутил непреоборимое влечение к
нему. Он стал настоятельно упрашивать старика не оставлять его до
возвращения в Вавилон.
- Я сам хотел просить вас об этом как о
милости, - сказал отшельник. - Поклянитесь мне Оромаздом не покидать
меня несколько дней, что бы я в это время ни делал.
Задиг поклялся, и они уже вместе продолжали путь.
Вечером
путники подошли к великолепному замку. Отшельник попросил
гостеприимства для себя и своего молодого друга. Привратник, похожий
скорее на знатного барина, впустил их с видом презрительного
снисхождения и провел к дворецкому, который показал им роскошные
комнаты хозяина. За ужином их посадили в конце стола, и владелец замка
не удостоил их даже взглядом. Однако их накормили столь же изысканно и
обильно, как остальных. Для умывания им подали золотой таз, украшенный
изумрудами и рубинами, спать их уложили в прекрасном покое, а на другое
утро слуга принес каждому из них по золотому, после чего обоих
отправили на все четыре стороны.
- Хозяин дома, - сказал Задиг
дорогой, - кажется мне человеком гордым, но великодушным;
гостеприимство его исполнено благородства. - Говоря это, он заметил,
что сума отшельника чем-то битком набита, и краем глаза увидел в ней
украденный старцем золотой таз.
Задиг был поражен тем, что старец его украл, но не решился ничего сказать.
Около
полудня отшельник подошел к небольшому домику, в котором жил богатый
скряга, и попросил у него гостеприимства на несколько часов. Старый,
одетый в поношенное платье слуга принял их грубо, отвел на конюшню и
принес им туда несколько гнилых оливок, черствого хлеба и прокисшего
пива. Отшельник ел и пил с не меньшим удовольствием, чем накануне,
потом обратился к старому слуге, смотревшему в оба, чтобы они
чего-нибудь не украли, и торопившему их уйти, дал ему два золотых,
полученных утром, и поблагодарил его за оказанное внимание.
- Прошу вас, позвольте мне поговорить с вашим господином, - сказал он в заключение.
Удивленный слуга отвел их к хозяину.
-
Великодушный господин, - сказал отшельник, - я могу лишь очень скромно
отблагодарить вас за ваше благородное гостеприимство. Соблаговолите
принять этот золотой таз как слабый знак моей признательности.
Скупец чуть не упал наземь. Не дав ему времени прийти в себя, отшельник поспешно удалился со своим молодым спутником.
-
Отец мой, - спросил его Задиг, - как объяснить все то, что я вижу? Вы
совсем не похожи на других людей; вы крадете золотой таз, украшенный
драгоценными камнями, у вельможи, оказавшего вам великолепный прием, и
отдаете его скряге, который принял вас самым недостойным образом.
-
Сын мой, - отвечал старик, - этот гордец, принимающий странников из
одного только тщеславия и желания похвастать своими богатствами, станет
разумнее, а скряга научится оказывать гостеприимство. Не удивляйтесь
ничему и следуйте за мной.
Задиг не мог понять, с кем он имеет дело,
- с безрассуднейшим или мудрейшим из смертных, но отшельник говорил так
властно, что у Задига, связанного к тому же клятвой, не хватало духа
покинуть его.
Вечером они пришли к небольшому, изящной архитектуры,
но скромному дому, в котором не было ничего ни от расточительности, ни
от скупости. Хозяином оказался философ, который, удалившись от света,
целиком посвятил себя занятиям добродетельным и мудрым и, несмотря на
это, нисколько не скучал. Он с радостью построил это убежище, где
принимал чужестранцев с достоинством, чуждым тщеславия. Он сам встретил
обоих путешественников и прежде всего повел их отдохнуть в уютный
покой, а немного погодя пригласил к опрятно и вкусно приготовленному
ужину, во время которого сдержанно говорил о последних событиях в
Вавилоне.
Он, видимо, был искренне предан царице и считал, что было
бы очень хорошо, если бы на арену в качестве претендента на корону
вышел и Задиг.
- Но люди, - прибавил он, - не заслуживают такого
государя. Эти слова заставили Задига покраснеть и еще сильнее
почувствовать свои несчастья. В ходе беседы сотрапезники единодушно
признали, что события в этом мире не всегда происходят так, как того
желали бы наиболее разумные из людей. Но отшельник все время утверждал,
что никто не знает путей провидения и что люди не правы, когда берутся
судить о целом по ничтожным крупицам, доступным их пониманию.
Заговорили о страстях.
- Как они гибельны! - воскликнул Задиг.
-
Страсти - это ветры, надувающие паруса корабля, - возразил отшельник. -
Иногда они его топят, но без них он не мог бы плавать. Желчь делает
человека раздражительным и больным, но без желчи человек не мог бы
жить. Все на свете опасно - и все необходимо.
Заговорили о наслаждении, и отшельник стал доказывать, что наслаждение - дар божества.
-
Ибо, - сказал он, - человек не может сам себе давать ни ощущений, ни
идей; все это он получает. Печали и удовольствия приходят к нему извне,
равно как и сама жизнь.
Задиг удивился, как это человек, делавший
столь сумасбродные вещи, может так здраво рассуждать. Наконец, после
беседы, и поучительной и приятной, хозяин проводил обоих
путешественников в отведенный для них покой, благословляя небо,
пославшее ему столь мудрых и добродетельных гостей. Он с такой
непринужденностью и благородством предложил им денег, что они не могли
этим оскорбиться. Отшельник от денег отказался и сказал, что хочет
проститься с ним, так как еще до рассвета намерен отправиться в
Вавилон. Попрощались они очень тепло; особенно был растроган Задиг,
который проникся уважением и симпатией к этому достойному человеку.
Когда
отшельник и Задиг остались в приготовленном для них покое, они долго
восхваляли хозяина. На рассвете старец разбудил своего спутника.
-
Пора отправляться, - сказал он ему. - Пока все спят, я хочу оставить
этому человеку свидетельство своего уважения и преданности. - И с этими
словами он взял факел и поджег дом.
Задиг в ужасе вскрикнул и
попытался помешать ему совершить столь ужасное дело, но отшельник со
сверхъестественной силой повлек его за собой. Дом был весь в огне.
Отшельник, уже далеко отошедший с Задигом, спокойно смотрел на пожар.
- Хвала богу, - сказал он, - дом нашего хозяина разрушен до основания! Счастливец!
При
этих словах Задигу захотелось одновременно и рассмеяться, и наговорить
дерзостей почтенному старцу, и прибить его, и убежать от него. Но
ничего этого он не сделал и, против воли повинуясь обаянию отшельника,
покорно пошел за ним к последнему ночлегу.
Они пришли к одной
милосердной и добродетельной вдове, у которой был четырнадцатилетний
племянник, прекрасный юноша, ее единственная надежда. Вдова приняла их
со всем возможным гостеприимством. На другой день она велела племяннику
проводить гостей до моста, который недавно провалился и стал опасен для
пешеходов. Услужливый юноша шел впереди. Когда они взошли на мост,
отшельник сказал ему: - Подойдите ко мне, я хочу засвидетельствовать
мою признательность вашей тетушке. - С этими словами он схватил его за
волосы и бросил в воду. Мальчик упал, показался на минуту на
поверхности и снова исчез в бурном потоке.
- О чудовище! О изверг рода человеческого! - закричал Задиг.
-
Вы обещали мне быть терпеливым, - прервал его отшельник. - Узнайте же,
что под развалинами дома, сгоревшего по воле провидения, хозяин нашел
несметные богатства, а мальчик, который погиб по воле того гче
провидения, через год убил бы свою тетку, а через два - вас.
- Кто
открыл тебе все это, варвар? - воскликнул Задиг. - Да если бы ты даже
прочел это в книге судеб, кто дал тебе право утопить дитя, которое не
причиняло тебе зла?
Произнеся эти слова, вавилонянин вдруг увидел, что борода у старца исчезла и лицо его стало молодым.
Одежда отшельника как бы растаяла, четыре великолепных крыла прикрывали величественное, лучезарное тело.
-
О посланник неба! О божественный ангел! - воскликнул Задиг, падая ниц.
- Значит, ты сошел с высоты небес, дабы научить слабого смертного
покоряться предвечным законам?
- Люди, - отвечал ему ангел Иезрад, -
судят обо всем, ничего не зная. Ты больше других достоин божественного
откровения. Задиг попросил дозволения говорить.
- Я не доверяю
своему разумению, - сказал он, - но смею ли я просить тебя рассеять
одно сомнение: не лучше ли было бы исправить это дитя и сделать его
добродетельным вместо того, чтобы утопить? Иезрад возразил:
- Если
бы он был добродетелен и остался жить, судьба определила бы ему быть
убитым вместе с женой, на которой бы он женился, и с сыном, который
родился бы от нее.
- Что же, - спросил Задиг, - значит, преступления и бедствия необходимы? И необходимо, чтобы добродетельные люди были несчастны?
-
Несчастья, - отвечал Иезрад, - всегда удел злодеев, существующих, дабы
с их помощью испытывать немногих праведников, рассеянных по земле. И
нет такого зла, которое не порождало бы добро.
- А что произошло бы, - снова спросил Задиг, - если бы вовсе не было зла и в мире царило одно добро?
-
Тогда, - отвечал Иезрад, - этот мир был бы другим миром и связь событий
определила бы другой премудрый порядок. Но такой совершенный порядок
возможен только там, где вечно пребывает верховное существо, к которому
зло не смеет приблизиться, существо, создавшее миллионы миров, ни в чем
не похожих друг на друга, ибо бесконечное многообразие - один из
атрибутов его безграничного могущества. Нет двух древесных листов на
земле, двух светил в необозримом пространстве неба, которые были бы
одинаковы, и все, что ты видишь на маленьком атоме, где родился, должно
пребывать на своем месте и в свое время, согласно непреложным законам
всеобъемлющего. Люди думают, будто мальчик упал в воду случайно, что
так же случайно сгорел и дом, но случайности не существует, - все на
этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо
предвозвестие. Вспомни рыбака, который считал себя несчастнейшим
человеком в мире. Оромаэд послал тебя, дабы ты изменил его судьбу.
Жалкий смертный, перестань роптать на того, перед кем должен
благоговеть!
- Но... - начал Задиг. Но ангел уже воспарял на десятое
небо. Задиг упал на колени и покорился воле провидения... Ангел крикнул
ему из воздушных сфер:
- Ступай в Вавилон!
