Мегаполис в деревне [ 2 ] expert.ru/printissues/russian_reporter/2010/21/reyting_gorodov?esr=16
Владимир Шпак, 1−й заместитель главного редактора журнала «Русский репортер»
"РР" публикует очередной, уже третий по счету рейтинг российских городов. В течение двух лет лидером по комфортности проживания и перспективам развития становился Екатеринбург, но кризис изменил картину. На смену промышленным центрам Урала пришли сельскохозяйственные мегаполисы Юга. Победителем стал Краснодар. Чем живет этот город и почему девять из десяти его жителей довольны своей жизнью?
Про город Краснодар простому российскому обывателю известно как минимум две вещи. Во-первых, там очень много казаков, которые ходят с нагайками и порют ими не только оппозиционеров и нарушителей порядка, но и представителей всяческих меньшинств. А во-вторых, не только вышеупомянутые казаки, но и другие жители города, включая меньшинства, сплошь государственники-патриоты, которые готовы стоя слушать гимн Михалкова на музыку Александрова не только на восходе и закате солнца, но и в любое другое время суток.
Также общеизвестно, что в состав края, столицей которого является Краснодар, входит главная курортная зона страны — Черноморское побережье Кавказа, и в частности столица Олимпиады-2014 город Сочи. Злые языки даже утверждали, что именно последний факт стал причиной того, что и по опросам жителей, и по социально-экономическим показателям Краснодар в нынешнем году был признан самым-самым комфортным городом России. Вообще-то, это не так: олимпийские деньги в город еще не пришли. Дело в другом.
***
В Краснодаре мы сразу попали на праздник. Побросав в гостинице вещи, мы с фотографом отправились на рекогносцировку в центр. Направление было простым — здание краевой администрации.
— А, — сказал таксист, получив ориентировку, — понял: вам к проститутке.
Оказалось, это нежное прозвище к региональной власти никакого отношения не имело — так в народе прозвали фонтан, расположенный в сквере по соседству с мэрией: почему-то именно он стал в 90−е базовой точкой тружениц интимного фронта. Проституток потом разогнали по баням и окружным дорогам, а название осталось.
Кроме фонтана в сквере имелась арка, на которой некрупный Георгий Победоносец поражал столь же небольшого дракона. Под аркой была сооружена эстрада, на которой лысый мужчина лет тридцати в сопровождении двух на первый взгляд несовершеннолетних девушек энергично пел про то, что «Краснодар, ты столица Юга навсегда». Текст, впрочем, слабо соответствовал ритмичной музыке шлягера. Позже выяснилось, что мужчина — популярный в городе диджей, а девушки очень даже совершеннолетние.
— Не слышу вас, — воскликнул мужчина, и небольшая толпа, собравшаяся у эстрады, ответила радостным гулом.
— И это у вас каждую неделю так? — спросил я скучающего неподалеку милиционера.
— Не каждую. Но сегодня ж праздник, — ответил он.
— Какой? — удивился я
— Как? — в свою очередь удивился милиционер, и в его взгляде мелькнуло подозрение: — Международная ночь музеев.
— Так еще вроде бы день, — не унимался я.
«В городском бюджете мы практически денег не потеряли. Мы до кризиса столько торговых центров настроили, что у нас в 2009−м товарооборот не то что не снизился, но даже и вырос», — говорит мэр Краснодара Владимир Евланов
«В городском бюджете мы практически денег не потеряли. Мы до кризиса столько торговых центров настроили, что у нас в 2009−м товарооборот не то что не снизился, но даже и вырос», — говорит мэр Краснодара Владимир Евланов
— А вы кто? — сменил тему защитник правопорядка.
— Я журналист, из Москвы.
Милиционер посмотрел на меня с некоторым даже сожалением и на всякий случай отошел к группе коллег, с интересом наблюдавших за экзерсисами парней, которые, расстелив коврик, активно репетировали сложные акробатические элементы брейк-данса.
Чуть в стороне за эстрадой кучковались молодые люди в косоворотках и при мечах. Пара из них, несмотря на тридцатиградусную жару, даже нацепила кольчуги.
— Мы — реконструкторы, — объяснил мне юноша, назвавшийся Игорем. У Игоря был меч, светло-русые волосы и два метра роста. И еще он был обижен на власть.
— У нас, — рассказывал он мне, поддерживаемый сопением товарищей, — самый старый клуб в городе, а нас никто выступать не пригласил. И еще поединки устраивать запрещают — говорят, если кого поранят, будут судить как за уголовное преступление.
— А клубу работать не запрещают?
— Не запрещают, — как будто сам удивившись этому факту, ответил Игорь. — Зато денег нам на развитие не дают. Другим дают, а нам нет. Начальники.
Игорь показал взглядом на спину мужчины, руководившего действом. Мужчина, несмотря на жару, был в костюме и при галстуке.
— У нас начальники всегда в костюмах ходят, — сказал он. — Форма такая.
«Начальник» по основному месту работы оказался директором краевого исторического музея Андреем Еременко.
— Ночь музеев, — заговорил он как по писаному, — у нас превратилась в настоящий городской праздник. Концертные мероприятия проводятся на двадцати двух городских площадках. Все это стало возможно благодаря большой поддержке краевой администрации и губернатора.
Развитие культуры и музейного дела…
— Подождите, — тормознул его я, — праздник-то городской. Разве мэрия не участвует?
— Мэрия, — поправился директор музея, — тоже провела большую работу в обеспечении проведения этого важного…
На мое счастье его отвлекли. Молодой человек, тоже в костюме, но уже без галстука, что-то шепнул ему на ухо. Как потом выяснилось, директор музея должен был вручать грамоту какому-то самодеятельному коллективу. Коллектив уже томился на сцене.
— Извините, — сказал Еременко, — но мне надо идти.
Молодежь в Краснодаре очень разная. Одни предпочитают велосипеды…
Молодежь в Краснодаре очень разная. Одни предпочитают велосипеды…
И как-то совсем по-человечески произнес:
— Вы уходить не спешите. Ближе к вечеру народ валом повалит.
И оказался прав. Часам к семи по улице Красной народ шел сплошным потоком. Причем сразу в обе стороны.
***
Центр Краснодара — это не какая-нибудь площадь или район исторической застройки, как в большинстве городов России. Здесь центром считается улица Красная, протянувшаяся через весь город узкой лентой длиной почти шесть километров. Вот все эти шесть километров и есть центр, вдоль которого рестораны, торговые центры, присутственные учреждения и, естественно, концертные залы и музеи. На выходные движение транспорта по Красной перекрывают, точнее закрывают для проезда половину улицы — тоже, на минуточку, километра три.
Вот по этим трем километрам народ и фланировал — от одной музыкальной площадки к другой. Причем представлен он был во всем многообразии. Шли девушки, у которых юбки заканчивались раньше, чем начинались ноги. Шли пожилые мужчины в усах и соломенных шляпах под руку с могучими подругами. Шли девочки и мальчики в синих волосах и костюмах, которые обычно носят школьники в японских порнографических мультфильмах. Шли готы с подведенными глазами и железом в продырявленных носах. Шли гопники в черных спортивных костюмах с белыми лампасами, причем костюмы выглядели абсолютно новыми, чуть ли не свежевыглаженными.
И хотя в большинстве своем это были самые обычные люди, которых встретишь в любой толпе, разнообразие типов удивляло. Тем более что среди всей пестроты мне не удалось заметить ни одного казака — ну, такого классического, в мундире, фуражке, с кучей неизвестного происхождения орденов на груди. Как будто и не на Кубань приехал.
Вернее, казаков я видел: возле здания Музыкального театра выступал казачий ансамбль песни и пляски. Пели они, как и недавний диджей, что-то патриотическое, но их пение пробирало: когда хор с присвистом рванул «Мы кубанцы, кубанцы, мы кубанцы-молодцы», остановившаяся чуть поодаль компания готов даже начала танцевать. Готы, танцующие под недавно написанную «народную казачью песню», — это, скажу я вам, сильное зрелище.
…а другие — бальные танцы и хорошие манеры
…а другие — бальные танцы и хорошие манеры
Позже я спросил у мэра Краснодара Владимира Евланова, откуда в столице казачьей Кубани такая вольность нравов.
— Мы, — ответил он, — в общем, спокойно относимся к неформальным объединениям молодежи. Собираются они по интересам — их право. Тем более что когда они в таких объединениях, то и хулиганят меньше — каким-никаким, а делом заняты. Ничего плохого в этом нет. Мы не мешаем.
***
Чем ниже опускалось солнце, тем больше становилось людей на Красной. Причем значительная их часть к содержанию праздника относилась ответственно: у музеев выстраивались очереди. Самая большая образовалась у картинной галереи, она растянулась на целый квартал. В ней стояли человек пятьсот, и по медленному их движению было очевидно, что те, кто в хвосте, попадут в храм искусства только к утру.
— А зачем вы стоите? — спросил я средних лет мужчину в джинсах и белой рубашке навыпуск.
— Так ночь музеев, — сказал он.
— И что, всю ночь стоять будете?
— Так бесплатно же, — пояснил мужчина, — даром.
Я понял: в другие дни в музеи в Краснодаре не ходят.
***
В Краснодаре не просто много, а очень много торговых центров. По количеству торговых площадей на душу населения он опережает и Москву, и Санкт-Петербург. За городом автосалоны «Мерседеса», «Тойоты» — да практически всех автомобильных компаний. Строительные материалы — ОБИ, «Леруа Мерлен». Одежда, обувь… Причем в магазинах всегда людно, и посетители не просто смотрят, они покупают.
— Кризисный год по нам, конечно, ударил, — рассказывает мэр. — В первую очередь по строительству. Но в городском бюджете мы практически денег не потеряли. Мы до кризиса столько торговых центров настроили, что у нас в 2009−м товарооборот не то что не снизился, но даже и вырос. И НДФЛ тоже вырос.
— А деньги у народа откуда?
— Торговля, сфера обслуживания.
— Но вы же понимаете, что торговля новых денег не создает, она просто перераспределяет доходы. Так откуда деньги?
И тут выясняется следующая картина. В крае есть три источника дохода: это сельское хозяйство, побережье Черного моря и порты. И только одно место расходов — Краснодар. Собственно, для края он примерно то же самое, что Москва для всей России.
— Вот смотри, — объясняет мне ситуацию предприниматель Михаил, — живут три брата, у каждого по пять гектаров земли. У них там сеялка, комбайн, трактор… Вырастили они хлеб, продали, подняли, допустим, за сезон полтора миллиона. И куда они их поедут тратить? В Краснодар. Здесь все есть.
Эдуард — серьезный молодой человек двадцати двух лет. Он в прошлом году закончил краснодарский политех по специальности «технолог пищевой промышленности». Пока учился, получал стипендию Потанина, компании «Филип Моррис» и даже один раз признан был лучшим студентом
Эдуард — серьезный молодой человек двадцати двух лет. Он в прошлом году закончил краснодарский политех по специальности «технолог пищевой промышленности». Пока учился, получал стипендию Потанина, компании «Филип Моррис» и даже один раз признан был лучшим студентом
И правда, в городе создана вся необходимая инфраструктура: банки, магазины, клубы, рестораны. Куда едет владелец маленькой гостиницы из Геленджика, после того как сезон окончился и уехал последний турист? В Краснодар. Где тратит деньги станичник, распродавший урожай? В Краснодаре. Здесь же станичник покупает удобрения, а владелец гостиницы — новое оборудование взамен испорченного. И это никак не зависит от кризиса. Тем более что рост доллара сделал местную сельхозпродукцию привлекательной, и спрос на нее в прошлом году был больше, чем когда бы то ни было. Да и с туризмом все было нормально: спад «цивилизованного» туризма привел к росту числа тех, кто решил отдохнуть подешевле и пяти звездам в Турции предпочел маленькую частную гостиницу в каком-нибудь Лазаревском. А осенью эти деньги потекли сюда, в краевой центр.
— У нас, — с гордостью говорит мэр, — ни один бренд в кризис не ушел. Даже те, что отовсюду уходили, в Краснодаре оставались.
***
Арсен вообще-то наполовину адыгеец, но в Краснодар переехал еще его дедушка, поэтому он считается местным. У него трехэтажный дом недалеко от центра, на месте прежнего маленького дедовского домика. На первом этаже автомойка: белая плитка, шланги, слив — все как положено. Возле мойки двое мальчишек лет по тринадцать.
— Арсен, — спрашиваю я, — что-то я уже третий день хожу мимо и ни разу не видел, чтобы кто-то машину мыл.
— Да нет, — говорит он, — моют.
— Только, похоже, много этим не заработаешь.
— Знаешь, — теплый солнечный день, по-видимому, располагает его к философии, — это у вас в Москве думают, что лучше иметь пятьсот рублей, чем триста рублей.
— А у вас как?
— А у нас считают, что иметь триста рублей лучше, чем не иметь триста рублей.
Вообще, похоже, в Краснодаре какой-то сдвиг на автомойках: я за три дня насчитал их десятка два и понял, что для того, чтобы обеспечить их работой, нужно мыть все местные машины по два раза в день.
Впрочем, у этого феномена есть объяснение. Здесь любят большие дома, а поскольку места получается с избытком, то на первом этаже обязательно открывают какой-то маленький бизнес: магазин, парикмахерскую, кафе — все равно что. А мойка — дешево и сердито.
Но мэр Краснодара моего скепсиса по отношению к мойкам не разделяет.
— У нас, в общем, нормальных автомоек не так много, — объясняет он, — а потом, это тоже бизнес, и если к нам придут и попросят помещение под автомойку, мы дадим. Даже, если надо, кредит дадим беспроцентный. Потому что человек должен делом заниматься…
В Краснодаре на 800 тыс. жителей более 82 тыс. предприятий мелкого и среднего бизнеса. То есть каждый десятый горожанин — предприниматель. Сорок процентов доходов местное население получает от занятия предпринимательской деятельностью.
— Как это у вас получается? — спрашиваю я у мэра. — В стране о малом бизнесе только много говорят, но как до дела доходит, выясняется, что открыть свое дело практически невозможно — административные барьеры, коррупция.
— Пункт первый: не мешать, — говорит Владимир Евланов. — Это главное. Хочет человек своим делом заниматься — пусть занимается. У нас народ предприимчивый и самостоятельный, и большинство хочет жить так, чтобы ни от кого не зависеть. А наша задача — самим не мешать и другим не давать. Мы, например, проводим специальные заседания совета предпринимателей при мэре, и каждый может прийти со своими проблемами.
— И много приходят?
— Немного, — с сожалением констатирует мэр. — У нас жаловаться не любят.
***
На самом деле поддержка малого бизнеса — это вполне осознанная политика, которую в крае проводят уже восемь лет. Как объяснил мне депутат краевого законодательного собрания Дмитрий Козаченко (вообще-то он специалист по винограду — благодаря его энтузиазму в регионе стали делать вино по качеству не хуже французского), «мы деньги раздаем направо и налево». В разгар кризиса, например, чтобы поддержать местных жителей, решили оплачивать из бюджета строительство теплиц.
— Народ валом валил, — рассказывает депутат, — и городские, и сельские. Мы рассчитывали, что закрывать будут ну пять соток, ну пятнадцать, но люди-то все поняли и стали строить теплицы в гектар, а то и в три… А что? У меня б земля была, я б тоже гектара в три теплицу поставил — дело-то выгодное. Теперь, правда, поздно: мы закон приняли, что оплачиваем не больше пяти соток. Остальное — в кредит.
Ивану Ивановичу Аристову двадцать шесть лет, и он генеральный директор небольшой мебельной фабрики. Хотя, конечно, в этом есть маленькое лукавство — компанию основал его отец, Иван Ефремович
Ивану Ивановичу Аристову двадцать шесть лет, и он генеральный директор небольшой мебельной фабрики. Хотя, конечно, в этом есть маленькое лукавство — компанию основал его отец, Иван Ефремович
Очень популярна в крае и такая схема: власти вкладывают бюджетные деньги в частный бизнес, получая за это долю. Потом, через определенный срок, предприниматель долю у государства выкупает.
На углу неподалеку от мэрии — доска почета. Раньше на таких вывешивали портреты передовиков производства. А сейчас в Краснодаре — лучших предпринимателей.
— А как с коррупцией? — спрашиваю я у мэра.
— С коррупцией мы боремся.
***
С коррупцией в Краснодаре все хорошо. Мне про нее объяснил предприниматель Михаил (фамилию он, естественно, просил не называть). У Михаила фирма, которая регулярно работает с госструктурами.
— У нас такой коррупции, как в Центральной России, нет, — говорит он. — У нас все по-другому. Это там все бюджет пилят.
— Что, никто не приходит, денег не просит?
— Ты не понимаешь. У нас в городе все всех знают. С этим я на одной улице рос, с этим учился, с этим у нас жены подруги. Ну, кто ко мне придет?
— Ну, это к тебе…
— Да к любому. Назови мне любого жителя города: если его я не знаю — значит, знает один из моих друзей.
— Скажи еще, что у вас откатов нет.
— Почему нет? Стандартно — десять процентов. Было раз у меня: просили четырнадцать, но там просто, если четырнадцать процентов взять, сумма красивая получалась.
— Все равно скромно. Рай! Чиновники на одну зарплату живут.
— В Краснодаре никто на одну зарплату не живет.
Как я понял, с приходом восемь лет назад губернатора Ткачева воровать из бюджета напрямую стало в Краснодаре немодно. То есть, конечно, никто не без греха — там неожиданно асфальт второй раз перекладывают, там кто-то мебель за две цены купил. Но это, скорее, эксцессы. И Ткачев, и его команда прекрасно понимали, как делается бизнес, и сделали на него ставку. В итоге сегодня основной источник благосостояния отдельных граждан — это частно-государственное партнерство. То есть государство в лице конкретного чиновника помогает предпринимателю открыть свое дело, затем всячески его поддерживает, а когда бизнес начинает приносить прибыль (а часть этого бизнеса, напомним, принадлежит государству), открывается целое окно возможностей. Например, часть государственной доли в прибыли может получать конкретный чиновник. Или еще вариант: чиновник помогает бизнесмену выкупить госдолю, и, естественно, часть этой доли отходит этому самому чиновнику. Вообще, много вариантов.
— Ну и чем это отличается от обычной «крыши»? — спрашиваю.
— Да всем. «Крыша» — это когда тебе говорят: дай денег, и мы тебе мешать не будем, в тюрьму не посадим, бизнес не порушим. У нас этого нет. Никогда не слышал.
— То есть у вас воруют не с убытков, а с прибыли.
— Если тебе так нравится. Но именно поэтому у нас можно заниматься бизнесом.
***
— У нас вообще весь город занимается бизнесом, — говорит мне Эдуард (можно Эдик) Долгин. Эдуард — серьезный молодой человек двадцати двух лет. Он в прошлом году закончил краснодарский политех по специальности «технолог пищевой промышленности». Пока учился, получал стипендию Потанина, стипендию от компании «Филип Моррис» и даже один раз признан был лучшим студентом. Сейчас работает в фирме, торгующей вином. Зарплата тридцать тысяч рублей — для двадцати двух лет и города Краснодара очень неплохо. Средняя зарплата здесь по провинциальным меркам, кстати, немаленькая — двадцать тысяч рублей. Нормой же считается пятьдесят тысяч в месяц на семью. Это — минимум, с которого начинается благополучная жизнь.
— Особенность краснодарского менталитета в том, что здесь все любят деньги, — говорит Эдик. По тону заметно: он это человеческое качество не осуждает. — Причем уважают тех, кто их умеет зарабатывать. Хотя, конечно, с другой стороны, мечта всякого молодого человека — это чтобы у него умерла прабабушка и оставила домик на берегу Черного моря. У меня есть несколько знакомых, которые живут с моря, но их не очень уважают. Уважают тех, кто сам зарабатывает.
***
К таким уважаемым людям смело можно отнести Ивана Ивановича Аристова. Ему двадцать шесть лет, и он генеральный директор небольшой мебельной фабрики. Хотя, конечно, в этом есть маленькое лукавство — компанию основал его отец, Иван Ефремович, который решил отойти от дел и передал предприятие сыну, а сам остался там кем-то вроде министра без портфеля.
У Ивана Ивановича помимо того, что он директор, есть еще несколько предметов гордости. Во-первых, немецкие станки с числовым управлением, которые могут запомнить и, главное, воспроизвести несколько тысяч операций. Во-вторых, комплект детской мебели, дизайн которой они придумали сами. В-третьих, новая сборная мебель — такой нигде в России, по его мнению, не делают.
А вот Иван Ефремович — человек негордый. Он бывший альпинист, и мебельную компанию основал еще в начале 90−х. Так что всякое повидал.
— А как на вас кризис повлиял? — спрашиваю я у Ивана Ефремовича.
— Не сказать, чтобы сильно, — говорит он. — У нас двойное производство: одно поточное, подешевле, другое штучное, на заказ. У кого деньги были, у того они и остались. У нас фабрично делалось процентов пятнадцать продукции, вот их-то мы и потеряли. А дорогую мебель в прошлом году покупали не меньше, чем всегда.
— А сейчас?
— Под сезон пошли заказы и по фабрике — в гостиницах мебель обновляют.
— А людей в кризис не увольняли?
— Только на вспомогательных работах. Заказчиков же не было.
Иван Ефремович вообще-то недоволен властью. Точнее, системой госзаказа. Тут он рассуждает как настоящий промышленник.
— Они у себя в мэрии, — кивает он на сидящего рядом сотрудника мэрии Диму Логвиненко, — заказывают мебель. Столов столько-то, стульев столько-то — кто меньшую цену предложит, тот и выиграет. А за те деньги хорошую мебель не сделаешь, она развалится через полгода. А мы сделаем стул — он вечно стоять будет. Но им дорого…
— А вы в тендерах не участвуете?
— В государственных? С нашим качеством бессмысленно.
Вот. Оказывается, и у Ивана Ефремовича есть повод для гордости: он делает качественную мебель. Дорого.
Уже прощаясь, спрашиваю у Ивана Ивановича, что он делает в выходные.
— Это же, — кивает он на мебельный цех, — не бросишь. Он не только нас с отцом — всю семью кормит.
Иван Иванович вздыхает.
— Когда есть время, с ребятами в Ейск езжу, на виндсерфинг.
***
Когда-то в Краснодаре были заводы. Например, «Сатурн», который производил что-то ужасно секретное. И еще завод измерительных приборов. И швейные фабрики. Такой традиционный советский набор. Теперь на их площадях десятки малых и средних предприятий, которые делают все — от консервов до медицинского оборудования. Нет, есть и гиганты — «Филип Моррис» производит сигареты, «Клаас» — комбайны… Но масштабы не те: на том же «Сатурне» работали несколько тысяч человек.
— Смотрите, — говорит мне Иван Пимоненко, владелец и генеральный директор компании «Дары Кубани», производящей майонез и соусы на основе томатной пасты, — что такое большое предприятие. У нас с советских времен работает МЖК (масложиркомбинат), он производит до тысячи тонн майонеза, и работают там девятьсот человек. Мы в лучшие времена, не считая красных соусов, производим до семисот тонн, а людей у нас в двадцать раз меньше. Соответственно и издержки совсем другие.
Сам комбинат — это четыре сборных здания. В одном контора, в другом делают майонез, в третьем — красные соусы. В четвертом — отдел контроля качества. Девушки-контролеры отчаянно смущаются. Зато от них я узнаю страшную вещь: оказывается, все соусы делаются из китайской томат-пасты. И не только у нас, но и во Франции с Германией. Потому что сейчас только китайцы дают пасту, которая одинаковая в каждой партии. У других может быть на вкус и лучше, но всегда разная. А у соуса вкус должен быть всегда одинаковый.
— А как вам удается работать таким малым составом? — спрашиваю у Пимоненко.
— Очень просто, — отвечает он. — У меня западная организация труда. Если в Германии работник понимает приказ с первого раза, на Кубани — с третьего, то у меня — со второго.
— А в остальной России с какого? — интересуюсь я.
— Ну, — мой собеседник задумывается, — по моему личному опыту, где-то с пятого. Да и то проверять надо.
— Это потому что мы казаки, а не русские, — вступает в разговор его младший брат Николай, по совместительству финансовый директор.
— Русские мы, Коля, — говорит брат Иван, — русские.
Этот Иван Иванович, как и предыдущий, очень гордится своим оборудованием: оно произведено немецкой фирмой Bell и, по его уверению, больше ни у кого в России такого оборудования нет. А еще Иван Иванович гордится тем, что его продукцию будут продавать в Израиле. В Краснодар даже приезжал специальный раввин — проверял соусы на кошерность. Мой взгляд падает на пакет соуса, на котором изображен кавказский мужчина с громадными усами в кепке типа «аэродром». «“Соус Грузинский”, кошерный, — думаю я, — это круто».
— А вообще, — спрашиваю, — вы только в крае торгуете?
— Почему? — несколько даже обижается предприниматель. — Иркутск, Кострома, Саратов, даже в Москву немного продаем.
— И как, на тамошние рынки легко выходите?
— А мы не выходим, там везде свои порядки — нам, кубанцам, не договориться. Там же все по-другому устроено, люди привыкли, что им что-то должны. Причем все, от маленького бизнесмена до большого чиновника. Нам этого не понять. Так что торгуем через местных оптовиков.
— Это потому что на Кубани люди такие, самостоятельные, — гнет свою линию брат Николай.
— И зажиточные? — спрашиваю я.
— Конечно, — уверенно говорит Иван Пимоненко. — Я могу по майонезу судить, где что покупают. Например, Саратов — голодный город. Туда у меня берут пятнадцатипроцентный майонез. Это немного масла, немного яичного порошка и много воды. В Краснодаре такой никто есть не будет. Мы начали недавно делать майонез на живом желтке, так у нас на него спрос сразу гигантский. А он дороже.
— А деньги у народа откуда?
— Как откуда? Бизнес, торговля.
Где-то я уже это слышал.
***
Национальный вопрос для любого многонационального города — проблема. В том же Краснодаре в середине 90−х националисты из РНЕ выводили на свои марши тысячи людей. Сейчас это движение практически сошло на нет. Говорят, что какие-то скинхеды еще остались, но воспринимают их здесь как неформалов — ну, типа готов или любителей поиграть в «Дозоры». Коловратов (символ, используемый частью современных русских националистов и неоязычников. — «РР») на заборах не видно.
— Арсен, — спрашиваю я уже упомянутого владельца автомойки, — а как у вас с национальным вопросом?
— Да никак, — отвечает.
— А казаки не обижают?
— У меня брат жены казак. По праздникам форму надевает. У нас в Краснодаре свои правила жизни — пока ты их не нарушаешь, никто не тронет.
—Ну, а новые? Говорят, в последние годы многие из Дагестана сюда переезжают. Они тоже правила соблюдают?
— А куда денутся? У меня одноклассник магазин держит. И в том районе дагестанцы стали компактно селиться. Ну, стали на него наезжать: мол, отдай магазин, сами торговать будем. Парни молодые стали приходить, хулиганить, покупателей отпугивать. Одноклассник меня помочь позвал. Ну, я со своими пришел, казаки — тоже с нами учились — присоединились, нашли мы тех парней, поговорили, двоих в плен взяли. Повели к их старшему. А он испугался — не открывает. Ну, мы маленько ворота повредили. Он думал, убивать пришли, а мы ему пленных отдали и объяснили наши правила.
— И что?
— А они ментам денег давали. Пошли к ним на нас жаловаться. Те им говорят: вы сказали, сами порядок наведете, а если не можете, мы тут при чем? Три года прошло.
— Все друзьями стали?
— Ну, на день рождения не зовут, но здороваются.
Арсен смотрит в солнечное небо, ковыряет плитку носком ботинка и задумчиво произносит:
— Краснодар же это не город, а большая деревня. Если где нагадишь — все знать будут.
Кстати сказать, фирмы, торгующие на Северном Кавказе свои оптовые склады держат в Краснодаре. Ставрополь, конечно, ближе, но на Кубани — безопаснее.
***
Тихих провинциальных городов в России много, мегаполисов гораздо меньше. Но, пожалуй, только Краснодар пытается объединить в себе и то и другое. Только здесь рядом с громадиной мегамолла с 3D−кинотеатром и летним катком можно увидеть бабушек, торгующих семечками, клубникой и едва поспевшей черешней. Только здесь, проходя утром мимо офисов и супермаркетов, можно услышать радостный крик петуха. Здесь даже есть должность вице-мэра по сельскому хозяйству, а мэр в череде городских достижений сразу после сообщения о переходе горожан на сотовую связь в формате 4G рассказывает о том, что по надоям на одну корову город в этом году опережает сельские районы.
— Если хочешь хорошую лапшу, — объясняет мне депутат Казаченко в ресторане «Дон Базилио», кушая тартар из телятины, — то курицу надо брать не фермерскую, а домашнюю. Потому что она по улице бегала, червячков ела. У нее вкус другой…
…Я все-таки не удерживаюсь и спрашиваю у мэра:
— Мне говорили, что в Краснодаре все всех знают. Это правда?
— Да, — отвечает мэр, — все всех знают.
И с видимым сожалением добавляет:
—И всё про всех знают.
Ну да. Деревня. Только большая — по прошлой переписи за восемьсот тысяч человек. А на самом деле, по подсчетам мэрии, уже, считай, миллион.
При участии Павла Бурмистрова, Виктора Дятликовича, Людмилы Наздрачевой, Наталии Телегиной
Иллюстрации: Роман Манихин
Фотографии: Сергей Каптилкин для «РР»
Периоды ретроградности планет в 2022 году 
Луна без курса 
