Русский костюм в живописи 3

Майя

Дата: Понедельник, 10.03.2014, 23:44 | Сообщение # 1

aka Fiona - Мастер-учитель, в Рейки с 2000

Группа: Администраторы

Сообщений: 12980

Статус: Offline

Мы продолжаем рассказ о русском национальном костюме, отображённом
живописцами разных лет, и попытаемся слегка систематизировать наши
знания касательно изумительных народных головных уборов русских женщин.
Ведь и одежда, и обувь и головные уборы русского народа имели не только
сакральное, обереговое, функциональное и знаковое значение, по которым
судили о степени знатности или богатства, профессии и месте проживания,
возрасте и семейном положении, но они были просто невероятно красивы,
изящны, гармоничны и преисполнены вкуса и богатства. Николай Иванович Костомаров, историк и этнограф 19 века, написал «Очерка домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII
столетиях». Вот как он описывает облачение бояр того времени: «По подолу
и по краям рукавов рубахи окаймлялись тесьмами, расшитыми золотом
и шелками, шириною пальца в два… Ожерелье, кроме вышивки золотом
и шелками в виде разных узоров, унизывалось жемчугом… В нарядных
кафтанах часть рукава при конце называлась запястье, вышивалась золотом,
украшалась жемчугами... Шёлковые материи... ткались вместе с золотом и серебром, одни
с золотыми и с серебряными узорами по цветному фону ткани, другие были
затканы золотом и серебром, так что по золотому полю выводились
серебряные, а по серебряному – золотые узоры и фигуры, как, например,
чешуи, большие и малые круги, струи, реки, травы, листья, птицы, змейки,
изображения людей и стоящих, и лежащих, и с крыльями... В довершение
блеска своих одежд русские украшали уши серьгами или одной серьгой
и вешали на шее драгоценные золотые или позолоченные цепи... Сапоги, чеботы, башмаки, ичетыги были всегда цветные, чаще всего
красные и жёлтые – иногда зелёные, голубые, лазоревые, белые, телесного
цвета; они расшивались золотом, особенно в верхних частях на голенищах,
с изображениями единорогов, листьев, цветов и проч., и унизывались
жемчугом; особенно женские башмаки украшались так густо, что не видно
было сафьяну. В зажиточных русских домах обувь вообще делалась дома
и для этого держали в дворе знающих холопов…» Однако не только бояре того времени имели возможность щеголять
в роскошных одеяниях. Костомаров отмечает, что и в крестьянской семье
«при малейшей возможности муж не скупился принарядить свою жену. В те
времена у посадских и у крестьян встречались такие богатые наряды, каких
теперь трудно отыскать в этих классах. Их дорогие одежды были скроены
просто и переходили из рода в род…»

Правда из всего этого он делает, мягко скажем, странный и довольно
неожиданный вывод: «Русские не заботились ни об изяществе формы, ни о
вкусе, ни о согласии цветов, лишь бы блестело и пестрело. О том, чтобы
платье сидело хорошо, не имели понятия. В их одеждах не было талии:
они были мешки, приходившиеся на каждую, лишь бы не очень высокого и не
очень низкого роста, и вполне соответствовали пословице: неладно
скроено, да крепко сшито». Не нравился ему и обычай русских женщин
«оттягивать уши тяжёлыми серьгами», «как нельзя более согласовывающийся
с раскрашиваньем и с покроем платьев», «для иностранцев и для нас в
настоящее время, усвоивших западные понятия, выглядит в русской женщине
как верх безвкусия и уродливости». Видимо, европейские каноны моды – единообразие, серость и коричневость – уже в 19 веке считались вершиной элегантности и вкуса, так что, да,
радужный фонтан красок русского костюма должен был для еврофила
раздражающе «пестреть и блестеть». Тем более, что П. И. Савваитов
(1815-1895), исследователь быта Древней Руси, насчитал более сотни (!) оттенков в русском платье и столько же сочетаний, поскольку наши
предки прекрасно разбирались в гармоничном сочетании цветов и знали,
что тёплые цвета нужно уравновешивать холодными тонами, тёмные –
светлыми и пр. Сохранились описания старинных тканей: «на але шолке
бел с золотом реки и листье»; «на багреце шолк бел с золотом круги
без связок, розвода золота»; «на вишнёве шолк червчат с серебром мелкой
узор»; «на рудожолти шолк червчат да чорн круги». Однако же у вестфальского барона Августа Гакстгаузена (Haxthausen August), путешествовавшего по России в апреле-октябре 1843 г., почти в то же время, что Н. И. Костомаров, писавшего свои «очерка»,
сложилось совсем другое впечатление о русской одежде. После своего
путешествия он написал «Этюды о внутренних отношениях народной жизни и в
особенности о земельных порядках России», где он не только описывал
земельные порядки России, но и некоторые этнографические наблюдения:
«есть губернии, как, например, Нижегородская, в которой каждая крестьянка носит на шее, на головном уборе от 200 до 300, а иногда и до 1000 настоящих жемчужин...» Ещё он описывает такое поразившее его зрелище. Однажды в воскресный
летний день по дороге, пролегавшей мимо имения, где он гостил, медленно
и плавно двигалась группа женщин, молодых и пожилых, одетых так нарядно,
так великолепно и так не похоже на всё, виденное им ранее, что шествие
показалось барону скорее видением, нежели явью. «Что это?» – спросил
он и был удивлён ответом хозяина имения, вологодского помещика: «Бабы
из моей деревеньки к праздничной обедне в церковь идут...» Кстати о жемчуге. В России он был очень популярен с древних времён и до 19 века. В одной из былин Илью Муромца жители Чернигова
уговаривают остаться в городе воеводой, предлагая ему «злато, серебро
и скатный жемчуг». Скатный – значит круглый. Жемчужины неправильной
формы назывались «рогатыми». А в Переяславской летописи описывается
сон древлянского князя Мала. Ему привиделось, будто княгиня Ольга
одарила его одеждой, расшитой жемчугами. «Пришед Ольга, дааше ему порты
многоценны, червлены, все жемчюгом изсажены». В начале 16 века новгородцы ездили покупать жемчуг в Азов и Кафу
(нынешняя Феодосия). Поэтому привозной морской жемчуг иногда именовали
«кафским». Так же его называли ещё «гурмышское» или «бурмитское» стекло.
Однако на Руси жемчуг тоже добывали. Основными кладовыми русского жемчуга были чистые северные реки, например, на реке Варзуга
в Архангельской губернии. Добытый там жемчуг назывался варзужский
или новгородский. Своими жемчужными промыслами славился старинный
беломорский город Кемь. Невероятно, но ещё каких-нибудь 150 лет назад
в небольших речках, таких как Охта, под Санкт-Петербургом крестьяне
занимались жемчужным промыслом. Занятие это было весьма доходным делом.
В 1917 году они рассказывали, что за одну качественную жемчужину
в Петербурге платят по 50 рублей и больше, при учёте, что за 10 рублей тогда можно было корову купить. В первой половине 17 века в Москве существовал специальный рынок – жемчужный ряд, на котором торговали жемчугом. До начала 18 века монополия на добычу
и продажу жемчуга в России принадлежала церкви, пока Пётр I не издал
указ, по которому весь добытый жемчуг должен был сдаваться
в государственную казну. Указ особым успехом у крестьян не пользовался,
несмотря на посылку чиновников, которым надлежало надзирать за его
исполнением, и в 1731 году добыча жемчуга была разрешена всем
без изъятия, с одним только условием: самый крупный и чистый жемчуг
должен был доставляться в коммерц-коллегию за денежное вознаграждение. Жемчуга в России добывалось очень много. Им украшали почти всё – одежду, головные уборы, обувь и иконы. Об особой любви к жемчугу в России свидетельствует тот же барон Гакстгаузен: «Трудно сосчитать жемчуг на образах и утвари у Троицы, легче было
бы мерить его четвериками. На образах богородицы и святых обыкновенно
писаны только лики и руки, самое же платье покрыто золотой ризой.
Наиболее уважаемые образа вместо риз покрыты сплошь жемчугом
и драгоценными камнями. Быть может, в одной Троицкой лавре жемчугу больше, чем во всей остальной Европе…» Другой иностранец, Иоганн Готлиб Георги (Johann Gottlieb Georgi) (1729-1802), который, в отличие от предыдущего немца, десятилетия
изучал Россию в составе географических экспедиций, но был с ним
солидарен. Он написал первое этнографическое исследование народов России
на немецком языке, частично переведённое на русский «Описание всех
в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов,
вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей», где отмечал,
что «хорошо одетый Россианин по древнему своему обычаю, имеет
вид красивый и важный», а «совершенный, или полный, женский убор,
на купеческих жёнах, весьма многоценен и чрезвычайно хорош
и великолепен». Большинство иностранцев, посещавших Московию, единодушно сходились во мнении, что мало что сравнится с великолепием и разнообразием русских женских головных уборов. Искусно вышитые золотой нитью,
отделанные камнями и жемчугом, они поражали воображение невиданными
растениями и фантастическими птицами. Посмотрим и мы на эту красоту
и начнём с девичьих головных уборов. Как известно, девушки же ходили с непокрытой головой, свободно
распустив волосы (что с 19 в. уже редко встречалось) или же заплетали
косу, а головной убор был непременно с открытым теменем. Самым
распространённым головным убором была «повязка» – полоска ткани в виде
широкой ленты, которая обхватывала голову кольцом и завязывалась
на затылке. Верхняя часть шилась из позумента, изнутри подбитого ситцем,
или золотистой парчи в виде ленты, а нижняя – очелье – состояла из пяти
пластин серебристой фольги, расшитых речным жемчугом или бисером в виде
геометрического узора. Внизу край повязки завершала жемчужная поднизь.
Со стороны затылка повязка украшалась шёлковыми лентами.

Ещё одним девичьим головным убором был «венец» (другие названия
«почелок», «ряска») – сплошной твёрдый праздничный полукруглый убор,
обрамлявший девичье лицо подобно нимбу. Как правило, он тоже украшался
золотым шитьём, вышивкой жемчугом или белым бисером.

Наиболее впечатляющим праздничным девичьим головным убором, безусловно,
является «коруна» – твёрдый, прорезной, гибкий венец, также
украшавшийся золотым и серебряным шитьём, драгоценными
и полудрагоценными камнями, жемчугом или бисером.

Историю о головных уборах замужних женщин мы расскажем и покажем в следующий раз. Продолжение следует...

Метки:
русский костюм

Добавить комментарий цитировать Поделиться записью

12:05 17.05.2012

В Б опубликовал запись в сообщество Прошлое нашей Цивилизации
Русский костюм в живописи 2
Теперь мы расскажем ещё об одном талантливом русском художнике, в своих работах воспевшем Русь. Его имя Сергей Сергеевич Соломко (1855 (1867)-1928) – график, акварелист. Родился в Санкт-Петербурге
в семье генерала. Учился в Московском училище живописи, ваяния
и зодчества (1883-87) и Петербургской Академии художеств (1887-88).
Виртуозно рисовал акварелью исторические и аллегорические сюжеты, сцены
из боярской жизни и иллюстрации к русским сказкам. Работал для многих журналов, издательств и театров, а также
для Императорского фарфорового завода, создавал миниатюры для ювелирной
фирмы Фаберже, иллюстрировал произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, Н.
Гоголя. По его рисункам были выпущены серии открыток: женские головки
в русских уборах различных эпох, серия «Москва в XVII столетии», цикл
исторических аллегорий: «Век Великого Петра», «Век Фелицы», «Эпоха
императрицы Марии», «Блаженной памяти 1812 года», картины боярской
жизни. В 1910 г. получил богатое наследство и поселился в Париже. Продолжал
писать акварели, иллюстрировать книги парижских издательств и создавать
серии открыток на темы русской старины. Именно по его работам за рубежом
судят об образе русской красавицы.

В 1921 году участвовал в выставке «Художники Императорской Академии
художеств Петрограда». Был членом Общества взаимного вспоможения
и благотворительности русских художников в Париже, которое в 1927 году,
в связи с его тяжёлым заболеванием провело несколько благотворительных
вечеров в его пользу. Умер Сергей Сергеевич Соломко в Русском старческом
доме, похоронен в Сент-Женевьев-де-Буа. Предлагаем выдержки из статьи Александра Шестимирова «Сергей Соломко, генерал от декадентства» о творчестве художника. «Сейчас, когда на страницах различных журналов стали появляться статьи
о забытых русских художниках, уместно вспомнить о том, что, помимо
живописцев, в русской художественной культуре были ещё иллюстраторы,
рисунки и акварели которых украшали дореволюционные книги и журналы.
Без них сложно себе представить нравы и идеалы того времени. Иллюстрации
были гораздо ближе к народу, поскольку встречались и в книгах, и в
журналах, и на открытках – открытых письмах, которые, наряду
с картинами, тоже являлись элементом культуры прошлого. Творчество некоторых русских художников дошло до нас главным образом
благодаря дореволюционным открытым письмам. Одним из таких художников
был Сергей Сергеевич Соломко.

Его имя, сразу скажем, вызывало крайнюю антипатию и у современных
ему художественных критиков, и у искусствоведов советских времён. И те,
и другие единодушно критиковали творчество Соломко, обвиняли его в
«галантерейном реализме», в упадничестве, его искусство считали пошлым,
вульгарным, служащим лишь «потрафлению вкусам толпы». Пожалуй, во всей
истории русского искусства не найдётся ещё одного такого художника,
взгляды на творчество которого у специалистов и у коллекционеров
открыток были бы столь полярны. И сегодня, как и в дореволюционной
России, у нас немало почитателей его удивительного искусства. О Сергее Соломко можно с уверенностью сказать, что он создал собственный
мир художественных образов, мало похожий на современную ему живопись.
Этот мир может нравиться или не нравиться, но было бы несправедливо
отказывать художнику в индивидуальности.

Буря негодования, охватившая художественную среду, однако, не могла
повлиять ни на творчество Соломко, ни на восприятие его зрителями.
Критики пытались взглянуть на художника с позиции реализма, станковой
живописи. Но при этом они забывали, что Соломко представлял совершенно иной жанр, со своими законами. В конце XIX века в России расцветали иллюстрированные журналы, и появился совершенно новый жанр – журнальная графика. Если художники вроде Каразина и Самокиша, иллюстрируя военные действия
или изображая дальние страны, ещё не доступные фотоаппарату, выступали
чаще всего как репортёры, то именно Соломко, наряду с Елизаветой Бьём, –
наиболее известные и яркие представители нового жанра.

В их иллюстрациях обычно прослеживалась некая занимательная
или назидательная мысль, что как раз и было отличительной чертой жанра
журнальной иллюстрации. И публиковались они в основном в тех изданиях,
которые в современном понимании представляли бульварную, т.е. лёгкую,
развлекательную прессу. Поэтому их творчество не претендовало
на серьёзный реализм. Жанровые сценки Соломко обычно типичны по своей сути и анекдотичны
по содержанию. Вот, например, юный прельститель пытается приворожить
девушку, которая в праздничном костюме выглядит неземной красавицей,
этакой Василисой Прекрасной. Она присела отдохнуть на скамейке, пока
её спутница, старая экономка, приставленная следить за ней, мирно спит,
прислонившись к дереву. И тут вдруг появился молодой человек.
Как сладостны его речи! Да только, можно ли нарушить запрет на всякие
разговоры с противоположным полом? Или другая ситуация. Не думали юноша
и девушка, что в минуты любовной утехи за ними с нескрываемым ехидством
наблюдают две старые ведьмы. Да, грянет шумный скандал – есть же люди,
которым плохо, когда другим хорошо. Сколько злорадства на лицах двух
ключниц!

Очень часто Соломко рисовал сценки с двумя героями. Лаконизмом
повествования характеризовался доходчивый живописный язык. Такие
его сюжеты, как «В ожидании ответа», «Вопрос», «Серьёзный вопрос»,
«Объяснение в любви», «У забора», «Шутник», и многие другие отражали
переживания, знакомые всякому. Эти рисунки, несомненно, навевали людям
ностальгические воспоминания, затрагивали опредёленные струнки души.
Рассматривая их, люди забывали о проблемах современной жизни
и погружались в тёплый, романтически прекрасный мир, где единственной
проблемой был трудный ответ на предложение руки и сердца.

Иногда Соломко создавал и многофигурные композиции, но любой персонаж
по-своему подчёркивал главную тему, не уводил в сторону. Так, в акварели
к открытке «Эко чучело! (Новая мода)» художник выразил различное
восприятие современного платья. Молодые и старые женщины, одетые
в душегреи и кацавейки, с нескрываемым ехидством рассматривают молодую
девицу, демонстрирующую своё диковинное платье с выражением блаженного
наслаждения на лице. Эта акварель, по сути, является оригинальным
карикатурным откликом на постоянные приложения к журналу, рассказывавшие
о последних парижских модах. Глядя на многочисленные костюмированные акварели Соломко, в которых
героини предстают перед нами в нарядных кокошниках, роскошных накидках,
богато украшенных платьях и душегреях, становится понятным, почему
художник пользовался таким успехом у дам. Он не «заимствовал» костюмы
в музеях, как это делали исторические живописцы, а сам разрабатывал
оригинальные расцветки, порой слегка изменяя фасоны, и в результате
получались совершенно новые, «эксклюзивные» костюмы, не имевшие
аналогов. По многочисленным акварелям художника можно составить целую
энциклопедию русской национальной одежды.

Особой изобретательностью отличаются костюмы героинь позабытых былин.
Свобода темы, её оторванность от боярской жизни с присущими
ей «обязательными» костюмами, позволяла художнику применить всю его
фантазию художника-модельера. Костюмы Василисы Микулишны, Настасьи
Королевишны, Забавушки Путятишны, царицы Азвяковны выполнены в исконно
русском стиле, но в то же время Соломко старался творчески переработать
прототипы. Его фасоны могли быть с успехом использованы и для
балов-маскарадов, и для театральных костюмов. Соломко также много работал над иллюстрациями к русским сказкам,
произведениям Пушкина и Лермонтова и мифологическим сюжетам, расписывал
царские веера, делал рекламные плакаты, участвовал в выставках русских
акварелистов. Но критика с упорным постоянством не хотела признавать
за художником выдающихся способностей.

Художественное наследие Соломко никогда подробно не исследовалось.
При огромном интересе филокартистов к открыткам с его рисунками
и акварелями, Соломко продолжает оставаться малоизученным художником.
Все эти стороны его деятельности слишком разрозненны: иллюстрации
Соломко есть только в дореволюционных изданиях, старые открытки хорошо
известны только тем, кто их собирает, а витринные плакаты и вовсе
остались за пределами нашего представления о творчестве художника.
Но каким бы вульгарным Соломко ни представлялся специалистам – историкам
искусства, – его творчество, безусловно, неотделимо от русской
художественной культуры дореволюционной России». Обратите внимание на последний рисунок. На картине С. Соломко «Русская
красавица» начала 20 века изображены «наушники», похожие на те, которые носили гран-дамы в Испании 2000 лет назад…

Когда люди уходят - отпускай. Судьба исключает лишних. Это не значит, что они плохие. Это значит, что их роль в твоей жизни уже сыграна.


	Воскресенье, 22.12.2024, 11:02 Приветствую Вас Гость \| RSS

	Звёздная река